Десант в настоящее - Страница 19

- Именно. Прощая - получаешь возможность избежать ответственности за собственное зло. И, напротив, вынимая душу из должника, приготовься, что с тебя взыщут по всей строгости.

"Вот так поворот, - тоскливо подумал Отто. - Когда он молчал, было не так тошно".

Не дождавшись ответа, Василий продолжил:

- Ты обиделся. Напрасно. Ты не думай, это я только с виду такой, с "приветом". Я понятливый. Просто объясни, что ты хочешь.

Но Отто угрюмо молчал.

"Нет у меня никакого объяснения, и чего хочу - не знаю. Просто неправильно всё это. Не по-людски. А я - человек. И если в этом мире что-то не по мне, то пусть кто-то из нас катится ко всем чертям. Или мир, или я..."

- Всё-таки месть? - Василий высек прутиком из едва тлеющих головешек сноп искр и струйку дыма. - Ну, а если это пришельцы? С другой планеты, или даже со звёзд? Воспринимай их как стихийное бедствие. Не будешь же ты мстить дождю за то, что промочил ноги.

- Дождь не думает, он льёт, - неохотно ответил Отто.

Он не видел смысла в этой беседе. Не в меру оживившийся Василий его тяготил, и больше всего хотелось прямо сейчас встать, бросить всё и уйти.

Прочь от костра, в ночь, в безумие...

- Отто, ведь это событие планетарного масштаба, к нам прибыли инопланетяне!

- Да мне как-то всё равно, - отмахнулся Отто. - Они мне должны, а где они живут, мне безразлично. И я не отступлюсь. И возвращаться не собираюсь. Местный климат тебе известен. Через месяц наступит короткая осень, а там и суровая зима. Так что бери свою пайку и ступай, проваливай. Это моё дело.

- Нет, - Василий покачал головой. - Я не уйду. Мне интересно, чем эта история закончится.

- Ну и дурак, - беззлобно сказал Отто. - Какое-то время будем жить и делать глупости. А потом умрём. Вот и вся наша история.

Часть 2

БАЗА

"Жизнь этих созданий крайне коротка, поэтому каждый отдельно взятый организм, не успевая развить самодостаточность, обладает столь низким интеллектом, что, в силу стадных инстинктов, готов пожертвовать собой ради выживания своего вида.

В случае нанесения популяции значительного ущерба, уцелевшая особь проявляет исключительную настойчивость, изобретательность и коварство, причиняя непоправимый вред своему обидчику".

Из отчёта экспедиции к VI(3)

В конце пути я окончательно выдыхаюсь и уже не совсем ясно понимаю: это я толкаю мокрое, выскальзывающее из рук коромысло, или это оно поддерживает меня, чтобы я не упал. Рядом тяжело сипит Василий. На первый взгляд, у него дела идут лучше моего, но я знаю, что и он близок к пределу. Третьи сутки идёт нескончаемый проливной дождь. Небо тёмное, мрачное. Такое ощущение, что тучи вот-вот упадут на голову и раздавят непроницаемой тяжестью. Горизонта не видно: всё затянуто мутной завесой дождя. Водяная пыль, несмотря на поднятые воротники и капюшоны, находит дорогу сквозь щели между телом и одеждой, превращая бельё в килограммовые рыцарские доспехи. Питаемся исключительно таблетками, запивая их дождевой водой, для сбора которой достаточно на несколько минут откинуть капюшон.

Мы подбадриваем себя шутками и древними анекдотами, мокнем, потеем и отчаянно трусим.

Когда я рассказал Василию о своём плане, он долго не мог поверить, что я не шучу. Потом так же долго меня рассматривал. Я заметил, русские всегда так: запрягают долго и везут тяжело. Но везут!..

Его нога проваливается в преисподнюю. Жадно хватая ртом воздух, падаю вместе с ним. Мы поднимаем фонтаны брызг, которые мгновенно растворяются в струях дождя. Ловлю краткие мгновения отдыха, пока он, осыпая замысловатыми русскими ругательствами болото, освобождает ногу вместе с прикрученной к ней лыжей. Чтобы он не заподозрил меня в жульничестве, выкручиваю голову и озабоченно смотрю на трос, один конец которого закреплён на нашем коромысле, другой исчезает в траве. Василий, как и я, знает, что тросу ничего не сделается, но, осматривая его, я работаю, а когда просто лежу - отдыхаю.

Василий понимает мою неглубокую хитрость и улыбается. Он откидывает капюшон, подставляя голову дождю. От головы идёт пар, и, странное дело, капли будто притягиваются к ней. Не просто барабанят по макушке, а прицельно бомбардируют щёки, уши, шею, стекают с головы по плотным чёрным волосам на нос и оттуда падают в траву упорным неистощимым ручейком. У Василия уже отросли чёрные брови и пушистые ресницы. Симпатичный, крепкий парень. Он садится рядом, и на несколько минут мы застываем в блаженной неподвижности.

Лыжи я сам придумал. И сделал. В этих диких местах инициатива наказуема: реализация планов зависит от их разработчика. Только цивилизация позволяет творческим людям заниматься именно тем, для чего они предназначены - творчеством, а не выматывающей душу тупой, вульгарной работой. Для "чёрной" работы цивилизация располагает миллиардами голодных ртов, готовых на всё, лишь бы не умереть с голоду.

Об этом я и думал, когда резал древесину и обвязывал "конструкцию" противомоскитными сетками. К сожалению, ничего более простого придумать не удалось. Усилие, с которым мы буксируем топливный мешок, слишком велико. Ноги дырявили травяной ковёр, мы проваливались и почти не двигались с места. А так: два дня мучений и кровавые мозоли от рукояти ножа, но мы движемся! Ещё бы: площадь соприкосновения с податливой травой увеличилась в десять раз, соответственно уменьшилось давление на неё, и теперь мы можем в полную силу налегать на коромысло, без опаски попирая предательскую траву. Да мы уже почти пришли! Остаётся километра два, не больше.