Десант в настоящее - Страница 23

Этот вывод, к сожалению, не содержит инструкций, как нам туда пробраться.

Василий начинает посмеиваться. Я оставляю осмотр окрестностей и вопросительно поворачиваю к нему голову.

Он охотно откликается:

- Представь себе: стимулы взрослого человека сводятся к получению того, чего он был лишён в детстве. Мои родители были бы поражены, узнав, сколько усердия за последние дни я приложил для того, чтобы всего лишь побаловаться с огнём. Сколько лет прошло...

- Тебе не разрешали играть со спичками? - изображаю сочувствие. - Какая трагедия!

- Трагедия в избранном тобою пути, - немедленно отвечает он.

Что и говорить - загадка, конечно. То ли он о пройденной дороге, с мешками топлива на привязи. То ли о чём-то другом. За последние дни "глубина" высказываемых им истин заметно прибавила. Наверное, он ждёт от меня уточняющих вопросов, просьбы разъяснить... Не дождётся. Мне не хочется спрашивать. Я боюсь его "глубины". Боюсь утонуть.

Возвращаюсь к наблюдению.

- Ты всегда идёшь к цели такими громоздкими путями? - спрашивает Василий.

Молчу. Вопрос риторический. Свою теорию стопроцентных решений я давно ему изложил. Если он такой умный, и вдобавок миллионер, чем зубоскалить, взял бы, да и предложил что-нибудь полегче.

- Я просто к тому, что дрожь берёт, как представлю, что мы с тобой проделали. Твою бы энергию, да в мирных целях...

Вспоминаю раскопки в подвале Калимы. Такое чувство, будто это было тысячу лет назад.

- Расскажи мне о ней, - просит Василий.

Я откладываю прибор ночного видения в сторону и разворачиваюсь к нему. Может, он ещё и мысли читает?

- Расскажи о своей последней работе, - уточняет он.

- Её звали Калима. Неделю назад исполнилось тридцать лет. У неё была мужская походка, много денег и вздорный характер.

Неожиданно на ум приходит один из дней, когда она пригласила меня к себе в кабинет. За письменным столом сидела дородная тётка с крашеными в чёрный цвет волосами и тёмным гримом на лице. У тётки была огромная грудь и тёмно-коричневые контактные линзы, которые придавали лицу черты мрачной значительности. Она плавно раскладывала карты и длинными замысловатыми фразами певуче излагала моей хозяйке её счастливое будущее.

Калима предложила погадать на меня.

Та с готовностью перетасовала карты и тут же выдала свой сценарий вечной любви. Главные роли, разумеется, достались нам с Калимой.

- Вы всегда были вместе, - сообщила "цыганка". - Вы - это одно. Никогда ещё не видела столь тесно связанных судеб. По-сути, одна линия и тянется очень далеко, лет двести на двоих, не меньше. Сама не понимаю...

Мне этот способ заработка никогда не нравился.

Несколько уроков психоанализа, немного внимания, и вы всегда сумеете угадать, что от вас хотят услышать. Но на Калиму этот сеанс почему-то произвёл впечатление.

- Ты спасёшь меня? - спросила она той же ночью.

- Разумеется, - ответил я. - Позвони в офис, измени условия сделки, и буду тебя спасать хоть до второго пришествия...

- Как странно, - вторгается в мои воспоминания голос Василия. - Каких-то сто лет назад просьба женщины о защите наполняла жизнь мужчины смыслом, была предметом его гордости и лютой зависти окружающих. А ведь принято считать те времена куда менее цивилизованными, чем сегодняшнее настоящее...

Я смотрю в его сторону и молчу.

Ночь. Тучи. Ни лица его, ни глаз не видно. Но у меня такое ощущение, что он заглядывает мне в душу.

И мне очень не нравится то, что он там видит.

- Это я так, к слову, - слышу его слова.

Они меня не успокаивают.

- Не напрягайся, - пытается он разрядить обстановку. - Просто меня шокируют твои решения. Они мне напоминают неуклюжих, громоздких монстров, которым легче раздавить своего создателя, чем служить ему...

Мне нечего ему сказать. У меня было много учителей, разных по возрасту, цвету кожи и характеру. Они во многом противоречили друг другу, но всегда сходились в одном: жив человек, значит, его решение верно. А верное решение всегда красиво. Неправильный ответ подразумевает неправильное решение и смерть, которая никого не интересует ни красотой, ни уродливостью.

- А что мы будем делать, если "салют" бабахнет, а шары не прилетят?

Я молчу: не могу придти в себя от его проницательности.

- Прилетят, - отвечаю неохотно, через силу.

Не хочу рассказывать о нехороших предчувствиях. Не говорить же ему: "Слушай, давай отнесём топливные мешки обратно!" Поэтому говорю совсем другое:

- Через минуту болтать будет некогда, давай-ка я ещё раз повторю. На сам пожар не смотрим, чтобы не слепить глаза. Я осматриваю остров. Хотя бы одна из этих тварей должна вылезти наружу. Из любопытства. Не каждый день эта глухомань может любоваться праздничными фейерверками. Необходимо засечь дверь, люк, лаз... хоть что-нибудь.

Я чувствую, как меня начинает трясти. Возбуждение идёт откуда-то изнутри и быстро растекается по телу. "Сейчас, сейчас, - уговариваю себя. - Ещё минута-две, и я увижу. Я не промахнусь..."

- Твоя задача - следить за шарами. Если они начнут двигаться в нашу сторону, разбегаемся и прячемся в воде, - я перевожу дух, потом с надеждой предлагаю. - Подумай, ещё не поздно отыграть назад. Я подожду, пока ты уйдёшь достаточно далеко. Я подожду до утра...

- Поджигай!

Передаю ему прибор ночного видения, вскакиваю и, легко прыгая с камня на камень, спускаюсь к подножию острова. Боль в глазах отступает. Мне сейчас не до неё, и, похоже, она чувствует это. Добираюсь до кучи хвороста, который мы навалили на мешки с топливом. На самом верху этого сооружения, на уровне груди, - циновка, примерно метр на метр. Её плетению мы посвятили почти сутки жизни. Я рассыпаю весь запас ампул с самовоспламеняющейся жидкостью, стараясь, чтобы они оказались как можно дальше друг от друга. Потом, достаю одну из зажигалок, вскрываю её контейнер и выливаю бензин на самый край плетёнки.