Десант в настоящее - Страница 22

Но сначала необходимо выбраться наверх и согреться.

Я по-прежнему боюсь переохлаждения; пожалуй, даже больше, чем шаров.

Первым на вздувшуюся над мешком траву взбираюсь я, потом, кряхтя и что-то нашёптывая, карабкается Василий. Пытаюсь ему помочь, но это лишнее. Несмотря на вес и размеры, он достаточно ловок и проворен для такой физкультуры.

Усаживаюсь на скрещенные ноги, разворачиваю плечи и чуть приподнимаю голову. Теперь ничто не препятствует вентиляции лёгких. Закрываю глаза и концентрируюсь на дыхании, стараюсь отвлечься от холода и сырости, выпросить у своего тела ещё толику калорий, чтобы согреться. Долгий изучающий взгляд Василия мешает, не даёт сосредоточиться. Он всегда наблюдает за мной, но я не столько замечаю, сколько чувствую его внимание. Приятно, что он ни разу не пожаловался на наш скудный рацион. А ведь "греть" ему нужно куда большую массу, чем мне.

- Как тебе удаётся хранить спокойствие духа? - неожиданно спрашивает Василий. - Положение безвыходное: сыро, гадко, мерзко... А ты всю дорогу улыбаешься!

- Выдумки всё это, - так и отвечаю: не открывая глаз. - Безвыходных положений не бывает. Но случается, что человек безуспешно ищет выход, вместо того, чтобы приспособиться.

- Не понимаю, - признаётся Василий.

- Очень просто: "безвыходное положение" - это ситуация, из которой нет выхода в рамках представлений о прежней жизни. Но если положение "безвыходное", значит, изменились условия. Изменилась жизнь. Теперь нужно принять новые условия, и по ним жить. То, что для тебя "сыро, гадко, мерзко" - моя жизнь. Я принял это. Значит, ситуация для меня перестала быть критической. Мне не нужно искать "выход", мне и здесь хорошо...

Чуть-чуть, совсем немного, приоткрываю глаза и вижу, что он сидит так же, как и я: на скрещенных ногах, развернув плечи... Ну и славно. Отто плохому не научит. Добро пожаловать в школу выживания Пельтца! Мы восстанавливаем дыхание, потом, словно по команде, поворачиваем головы к цели нашего пути. То ли дождь поредел, то ли мы подошли к острову вплотную, но в той стороне и в самом деле что-то темнеет. Мне опять становится не по себе. Если там притаился наш враг, невозможно понять, почему мы до сих пор не уничтожены.

Мы лежим у основания огромного, по самую макушку заросшего мхом мегалита, возвышающегося над нами тёмной, почти неразличимой в ночи массой. Я пытаюсь что-то разглядеть в прибор ночного видения. Сильно сдали глаза, непрерывно болят и слезятся. Думаю, это из-за болотной воды, в которой наверняка много паразитов. Нашёл в аптечке глазные капли, но улучшения не заметил. Каламбур! Ха-ха...

Василий сопит за спиной, и от его дыхания становится спокойнее. Я всё время чувствую его необъяснимую заинтересованность и бесконечное терпение.

Осторожно прочищаю салфеткой глаза, и, превозмогая боль, всматриваюсь в пространство перед собой. Чёрное пятно топливных мешков с набросанной на них ветошью резко выделяется на фоне серой воды, дальше идёт сверкающая серебристая пустыня, простирающаяся до самого горизонта. Так выглядит пустошь в инфракрасных лучах. Второй мешок забросить на первый не получилось: не хватило сил, и помешала осторожность - как бы не повредить прочный на разрыв, но чувствительный к проколам материал, из которого мешки сделаны. Но оно и к лучшему: поджигать следует, конечно же, первый, прогретый мешок. Когда ткань мешка прогорит под костром из сучьев, через отверстие на свободу вырвутся пары бензина, образовавшаяся бензино-воздушная смесь немедленно воспламенится. Пропорции, конечно, будут произвольными, но я рассчитываю на какое-то подобие объёмного взрыва...

Отчётливо светятся нагретые за день валуны двух оазисов, в полукилометре от нас, один на юге, оттуда мы вели наблюдение за островом, другой градусов сорок восточнее, там мы тоже побывали.

Здесь мы находимся уже сутки. Дождь почти перестал, но днём темень от туч такая, что не покидает ощущение, будто мир отказался от солнца решительно и навсегда. А может, это солнцу надоели бесплодные попытки согреть это хмурое, неприветливое место...

Скоро мы поняли, что шары возникают не на самом острове, а выскакивают из-под воды метрах в двух от береговой линии. Удаляясь от острова, они становятся всё более "плотными", приобретают характерный золотистый цвет и быстро теряются на фоне ядовитой зелени согры.

На самом острове царит такая же безмятежная тишь, как и на всём болоте. Ни щебета птиц, ни звона насекомых. Нервы, поначалу натянутые до предела, понемногу расслабились. Мы перестали перемещаться ползком или короткими перебежками. Речь стала плавной, ноги в коленях выпрямились и перестали дрожать.

Теперь-то я точно знаю, что мы давно обнаружены.

Потому что чудес не бывает. Проще предположить наличие неизвестных причин, в соответствии с которыми наше присутствие на острове игнорируется, чем представить себе такую беспечность охраны объекта. Тем более что я уже успел познакомиться с решительностью, с которой противник "улаживает" свои проблемы.

"Что ж, - подумал я, когда пришёл к таким выводам. - Это напоминает шахматы: игроки готовят кучу неприятностей, но позиция складывается так, что они не только попустительствуют друг другу в этих приготовлениях, но, до поры до времени, вынуждены сотрудничать".

Монитор настаивает на положении маяка в метрах трёх от нас. Как раз за моей спиной, внутри замшелого валуна. Поначалу ошибка прибора беспокоила, но потом, поразмыслив, мы пришли к выводу, что удивляться нечему: прибор показывает лишь географические координаты маяка, но указать его положение относительно уровня моря не может. Так что, судя по всему, база противника находится под островом.